Прекрасная Катрин - Страница 78

– Тупая скотина! Как ты смел ударить этого человека? Кто тебе разрешил? Ты его убил… убил ни за что…

Обезумев от ярости, она готова была наброситься на огромного сержанта, когда подбежавший Арно крепко схватил ее за руки и удержал на месте.

– Катрин! Ты сошла с ума? Какая муха тебя укусила?

Из глаз молодой женщины брызнули слезы, и она резко повернулась к мужу:

– Что со мной? Разве ты не видел? Да вот же перед тобой лежит труп. Этот человек убил несчастного крестьянина ни за что, из-за двух зайцев…

И она поддела ногой пушистых зверьков, как будто это были дохлые змеи.

– Он сильно вопил! Клянусь кровью Господней! – вмешался гасконец. – Я не люблю, когда кричат.

– А я, – оборвал его Арно, – не люблю, когда убивают без причин, приятель! На будущее запомни, что бить можно только по моему приказу, но не раньше. И пеняй на себя, если нарушишь мой приказ. А теперь унесите труп и закопайте в ограде часовни, это освященная земля. Сара же пусть займется зайцами, обдерет их, выпотрошит и поджарит.

Отдавая распоряжение, он крепко прижимал к себе Катрин, которая тихо плакала, уткнувшись ему в грудь. Услышав последние слова, она вдруг резко отстранилась от него. Глаза ее расширились, а слезы мгновенно высохли от негодования.

– Вот как? Так ты наказываешь убийцу? И это все, что ты можешь сказать над телом несчастного крестьянина? Похоронить и забыть, не так ли?

– Что я еще могу сделать? Мне жаль беднягу, но, раз он мертв, его надо похоронить. В наше время многие и этого не получают: могилой для них становится желудок волка или ворона…

Арно отвечал с нарочитым равнодушием, вероятно, оттого, что Эскорнебеф кинул на него иронический взгляд, когда уходил, взвалив на плечо тело. Этот тон взбесил Катрин.

– Разве солдат и убийца – это одно и то же? – вскричала она. – Эскорнебеф убил с холодной жестокостью, беспричинно. Ты должен наказать его, как требует закон.

– Не говори глупости, Катрин, – устало промолвил Арно, – у нас и без того мало людей. Один Бог ведает, что ждет нас в Оверни. В конце концов, это всего лишь простой мужик…

Катрин выпрямилась, как от пощечины. Глубокая печаль вошла в ее душу, но на вызов она всегда отвечала с гордо поднятой головой.

– Мужик? – переспросила она с горечью. – Конечно, для тебя и тебе подобных это такая безделица, о которой и говорить не стоит. А для меня это человек!

– Мне подобных? Разве ты к ним не принадлежишь?

Катрин пожала плечами с бессильным отчаянием. Неужели ничто не связывает их, кроме страстной любви, неужели никогда не преодолеть им пропасть, разделяющую наследника сеньоров де Монсальви и дочь ювелира с моста Менял? И как признаться в том, что сейчас она чувствует себя гораздо ближе к этому убитому крестьянину, чем к мужу, чье имя отныне носит?

– Я тоже спрашиваю себя об этом! – произнесла она, отворачиваясь. – Да, спрашиваю! Поступай как хочешь… Но я не стану есть этих зайцев. За них уплачено слишком дорогой ценой!

Черные глаза Арно вспыхнули. Он открыл рот, чтобы ответить, и, вероятно, собирался отчитать ее, но в этот самый момент из леса вышел Готье-нормандец, держа на плечах тушу кабана. Устремив взор на Арно, он швырнул свою добычу к ногам Катрин.

– У вас будет ужин, госпожа Катрин… – Несколько секунд рыцарь и дровосек смотрели друг на друга, и серые глаза твердо выдерживали бешеный взгляд черных. Рука Арно потянулась к кинжалу, однако, взяв себя в руки, он передернул плечами и повернулся спиной к Катрин.

– Ну если тебе так нравится… – бросил он небрежно и направился к часовне.

Катрин смотрела ему вслед. Она понимала, что гордости его нанесен жестокий удар, но идти за ним было свыше ее сил. Сейчас они не могли понять друг друга. Он не появлялся долго, а когда вернулся, она сидела в стороне, завернувшись в свой широкий плащ и наблюдая за Сарой, которая жарила на вертеле бок кабана. Он пошел прямо к жене, сел рядом и положил голову к ней на колени.

– Прости меня, – прошептал он, – я знаю, тебе будет нелегко со мной, но я постараюсь понять… понять тебя!

Вместо ответа она, наклонившись, прижалась губами к густым черным волосам. В это мгновение они забыли обо всем: о голоде, холоде, темноте… Забыли о войне, и мир снизошел в их души. Бережно взяв на руки, он отнес ее в часовню – туда, где они были укрыты от взглядов людей. Сумрак часовни скрыл их от мира. Арно закутал Катрин в одеяла, а затем лег рядом, накрыв их обоих своим плащом.

– Тебе хорошо? – спросил он.

– Да, очень хорошо… Только мне страшно, Арно. Из-за ребенка. Скорей бы уж нам доехать. Знаешь, он так шевелится… так беспокоится.

– Попробуем двигаться быстрее. А сейчас спи, любовь моя. Тебе нужно отдохнуть.

Он страстно поцеловал холодные губы и прижался щекой к ее щеке. В конце концов она заснула. Он неотрывно смотрел на жену, не смея шевелиться, чтобы не разбудить, и испытывая невыразимое волнение. С каждым днем она становилась ему все ближе и дороже.

В некотором отдалении, у другого костра, расположились гасконцы, с нетерпением ожидая, когда поджарятся зайцы. Они тоже пришли в мирное расположение духа, ибо для них жизнь и смерть сплетались в одну цепь, конца которой не было видно…

Но когда занялось мертвенно-бледное хмурое ноябрьское утро и маленький отряд, ежась под порывами холодного северного ветра, вновь двинулся в путь через голый лес, Катрин обнаружила, что во внешности сержанта Эскорнебефа произошли некоторые изменения. Хотя огромный гасконец старательно отворачивался, уткнувшись носом в плащ, было видно, что физиономии его сильно досталось: под глазом чернел здоровенный синяк, а лицо, покрытое ссадинами, переливалось всеми оттенками цветов – от багрового до фиолетового. Покосившись на Арно, молодая женщина уловила искрящийся весельем взгляд, хотя внешне он оставался совершенно серьезен. Но жене Монсальви улыбнулся, а затем обернулся, чтобы взглянуть на Готье. Нормандец, полузакрыв глаза и сложив руки на животе, мирно ехал позади, с выражением полного довольства на лице, словно у кота, вылакавшего миску сливок. Пожалуй, вид у него был даже слишком невинный, и в сочетании с пестрой раскраской Эскорнебефа это наводило на размышления. Последние сомнения Катрин развеялись, когда она поймала взгляд, брошенный сержантом на Готье: во взгляде этом она прочла смертельную ненависть. Очевидно, ночью он получил хорошую взбучку от нормандца, но Катрин, хотя и порадовалась этому, тем не менее встревожилась. Было ясно, что Эскорнебеф, затаив обиду, отомстит при первой возможности. Их положение и без того было опасным – ссора же двух великанов могла иметь самые роковые последствия.